Джозеф
Редьярд Киплинг
Избранное
«Казарменные
баллады. Часть 1»
Посвящение к «Казарменным балладам»
Жалоба пограничного скотокрада
Перевод — Фиш Г. и Соловьев Б.
Перевод — Оношкович-Яцына А. и Фиш Г.
Последняя песня Честного Томаса
Последняя песнь честного Томаса
Перевод — Оношкович-Яцына А. и Фиш Г.
«Казарменные
баллады. Часть 2»
Вступление к «Казарменным балладам» в книге «Семь морей»
Гомер все на свете легенды знал...
Сторожевой дозор на мосту в Карру
Из
сборника «Штабные песенки и другие стихотворенья» («Департаментские песни»)
Песнь Дарзи, птички-портняжки, в честь храброй мангусты
Рикки-Тикки-Тави
Стихотворения
к рассказам о Маугли из «Книги Джунглей».
Охотничья песнь Сионийской Волчьей Стаи
Дорожная песнь Бандар-Логов — Обезьяньего народа
Песня маленького охотника-гонда
Эпиграфы
к разным главам «Рассказов о Маугли» (Вторая книга Джунглей)
Стихотворения
из прозаических произведений
Колыбельная для острова св.Елены
Колыбельная на острове Святой Елены
Надпись на могиле солдата бывшего конторщика
Эпитафии, написанные во время первой мировой войны
Добровольно «пропавший без вести»
Легенда о министерстве иностранных дел
Поучение Генриха III своему сыну
Оригинальные версии стихотворений
The Gods Of The Copybook Headings
«When ‘Omer smote ‘is bloomin’ lyre»
My Father's Chair. Parliaments of
Henry III, 1265.
I have eaten your bread and salt…
A Legend of the Foreign Office
The Ballad of the King's Mercy
The Conundrum of the Workshops
Then the silence closed upon me till…
Obsairve! Per annum we'll have here
two thousand souls aboard…
When Earth s last picture is
painted...
Я делил с вами хлеб и соль…
Вашу воду и водку пил,
Я с каждым из вас умирал в его час
Я вашей жизнью жил.
Что осталось из вашей судьбы
В стороне от жизни моей?
Ни в тяжком труде, ни в горькой беде,
За волнàми семи морей?
Я так нашу жизнь описал,
Что людей забавлял мой рассказ…
Только мы с вами знаем, что шутка дурная:
Весёлого мало для нас!
Я делил с тобою и хлеб, и соль,
И воду пил, и вино.
И в жизни твоей, и в смерти твоей
Мы были с тобой одно.
Я бы мог уклониться от самых твоих
Трудных и грязных дел,
Но ни в райском саду,
Ни в Афганском аду
Я этого не хотел.
Я был с тобою и свит, и слит,
В седле бывал и в петле.
И пусть эта музыка веселит,
Тех, кто сидит в тепле.
1892
год
Во внешней, запретной для солнца тьме, в беззвездье пустого эфира[3],
Куда и комета не забредет, во мраке мерцая сиро,
Живут мореходы, титаны, борцы — создатели нашего мира.
Навек от людской гордыни мирской они отреклись, умирая:
Пируют в Раю они с Девятью Богинями[4] щедрого края,
Свободны любить и славу трубить святому Властителю Рая.
Им право дано спускаться на дно, кипящее дно преисподней
Где царь — Азраил[5], где злость затаил шайтан против рати Господней,
На рыжей звезде[6] вольно им везде летать серафимов свободней.
Веселье земли они обрели, презрев ее норов исконный,
Им радостен труд, оконченный труд и Божьи простые законы:
Соблазн сатанинский освищет, смеясь, в том воинстве пеший и конный.
Всевышний нередко спускается к ним, Наставник счастливых ремесел,
Поведать, где новый Он создал Эдем, где на небо звезды забросил:
Стоят перед Господом и ни один от страха не обезголосел.
Ни Страсть, ни Страданье, ни Алчность, ни Стыд их не запятнают вовеки,
В сердцах человечьих читают они, пред славой богов — человеки!
К ним брат мой вчера поднялся с одра, едва я закрыл ему веки.
Бороться с гордыней ему не пришлось: людей не встречалось мне кротче.
Он дольнюю грязь стряхнул, покорясь Твоим велениям, Отче!
Прошел во весь рост, уверен и прост, каким его вылепил Зодчий.
Из рук исполинских он чашу приял, заглавного места достоин, —
За длинным столом блистает челом еще один Праведник-Воин.
Свой труд завершив, он и Смерти в глаза смотрел, беспредельно спокоен.
Во внешней, запретной для звезд вышине,в пустыне немого эфира,
Куда и комета не долетит, в пространствах блуждая сиро,
Мой брат восседает средь равных ему и славит Владыку Мира.
Для тебя все песни эти
Ты про них один на свете
Можешь мне сказать где правда где враньё,
Я читателям поведал
Твои радости и беды
Том, прими же уважение моё !
Да настанут времена
И расплатятся сполна
За твое не слишком лёгкое житьё,
Будь же небом ты храним,
Жив здоров и невредим.
Том, прими же уважение моё!
Песенку ты здесь найдешь,
Есть и правда в ней, и ложь,
Но ты, конечно, скажешь, если сути нет;
Показать мне всем позволь
Радости твои и боль,
И, Томас, вот горячий мой привет!
Близится счастливый час,
Все долги вернут за раз,
О братстве христианском вспомнит твой сосед;
И, пока кружатся дни,
Небеса тебя храни,
И, Томас, вот горячий мой привет!
«Ещё заря не занялась, с чего ж рожок ревёт?
«С того, — откликнулся сержант,— что строиться зовёт!»
«А ты чего, а ты чего, белее мела стал?»
«Боюсь, что знаю отчего!» — сержант пробормотал.
Вот поротно и повзводно (слышишь трубы марш ревут?)
Строят полк лицом к баракам, барабаны громко бьют.
Денни Дивера повесят! Вон с него нашивки рвут!
Денни Дивера повесят на рассвете.
«А почему так тяжело там дышит задний ряд?»
«Мороз, — откликнулся сержант, — мороз, пойми, солдат!»
«Упал там кто-то впереди, мелькнула чья-то тень?»
«Жара — откликнулся сержант, — настанет жаркий день».
Денни Дивера повесят… Вон его уже ведут,
Ставят прямо рядом с гробом, щас его и вздёрнут тут,
Он как пёс в петле запляшет через несколько минут!
Денни Дивера повесят на рассвете.
«На койке справа от меня он тут в казарме спал…»
«А нынче далеко заснёт»— сержант пробормотал.
«Мы часто пиво пили с ним, меня он угощал.
«А горькую он пьёт один!» — сержант пробормотал.
Денни Дивера повесят, глянь в последний на него,
Спящего вчера прикончил он соседа своего.
Вот позор его деревне и всему полку его!
Денни Дивера повесят на рассвете.
«Что там за чёрное пятно, аж солнца свет пропал?
«Он хочет жить, он хочет жить — сержант пробормотал»
«Что там за хрип над головой так жутко прозвучал?»
«Душа отходит в мир иной» — сержант пробормотал.
Вот и вздёрнут Денни Дивер. Полк пора и уводить,
Слышишь, смолкли барабаны — больше незачем им бить,
Как трясутся новобранцы, им пивка бы — страх запить!
Вот и вздёрнут Денни Дивер на рассвете.
«Скажи, о чем трубит наш горн?» — так Рядовой сказал.
«Он гонит вас, он гонит вас!» — ему в ответ Капрал.
«Ты почему так бел, так бел» — так Рядовой сказал.
«Сейчас увидишь, почему» — ему в ответ Капрал.
Будет вздернут Дэнни Дивер, похоронный марш трубят,
Полк стоит большим квадратом — Дэнни Дивера казнят,
Срезаны его нашивы, пуговиц блестящий ряд,
Будет вздернут Дэнни Дивер рано утром.
«Как тяжко дышит задний ряд!» — так Рядовой сказал.
«Мороз жесток, мороз жесток!» — ему в ответ Капрал.
«Там кто-то впереди упал», — так Рядовой сказал.
«Ужасный зной, ужасный зной!» — ему в ответ Капрал.
Будет вздернут Дэнни Дивер, обвели его вокруг
И потом остановили, не развязывая рук;
Миг спустя: как пес трусливый, он задергается вдруг,
Будет вздернул Дэнни Дивер рано утром.
«Он спал направо от меня», — так Рядовой сказал.
«Заснет он нынче далеко» — ему в ответ Капрал.
«Его я пиво пил не раз», — так Рядовой сказал,
«Он горькую сегодня пьет» — ему в ответ Капрал.
Будет вздернут Дэнни Дивер, и исполнен приговор,
Он товарища прикончил — на него взгляни в упор;
Землякам его, солдатам и всему полку позор,
Будет вздернут Дэнни Дивер рано утром.
«Что там на солнце так черно?» — так Рядовой сказал.
«То Дэнни борется за жизнь», — ему в ответ Капрал.
«Что там на солнце так черно?» — так Рядовой сказал.
«Отходит Дэннина душа» — ему в ответ Капрал.
Жизнь окончил Дэнни Дивер, слышишь звонкий барабан?
Полк построился в колонны, нас уводит капитан.
Хо! Трясутся новобранцы, — поскорее за стакан!
Нынче вздернут Дэнни Дивер рано утром.
«О чем с утра трубят рожки?» — один из нас сказал.
«Сигналят сбор, сигналят сбор», — откликнулся капрал.
«Ты побелел, как полотно!» — один из нас сказал.
«Я знаю, что покажут нам», — откликнулся капрал.
Будет вздернут Денни Дивер ранним-рано, на заре,
Похоронный марш играют, полк построился в каре,
С плеч у Денни рвут нашивки — на казарменном дворе
Будет вздернут Денни Дивер рано утром.
«Как трудно дышат за спиной», — один из нас сказал.
«Хватил мороз, хватил мороз», — откликнулся капрал.
«Свалился кто-то впереди», — один из нас сказал.
«С утра печет, с утра печет», — откликнулся капрал.
Будет вздернут Денни Дивер, вдоль шеренг ведут его,
У столба по стойке ставят возле гроба своего,
Скоро он в петле запляшет, как последнее стерьво!
Будет вздернут Денни Дивер рано утром.
«Он спал направо от меня», —один из нас сказал.
«Уснет он нынче далеко», —откликнулся капрал.
«Не раз он пиво ставил мне», —один из нас сказал.
«Он хлещет горькую один», — откликнулся капрал.
Будет вздернут Денни Дивер, по заслугам приговор:
Он убил соседа сонным, на него взгляни в упор,
Земляков своих бесчестье и всего полка позор —
Будет вздернут Денни Дивер рано утром!
«Что это застит белый свет?» — один из нас сказал.
«Твой друг цепляется за жизнь», — откликнулся капрал.
«Что стонет там, над головой?» — один из нас сказал.
«Отходит грешная душа», — откликнулся капрал.
Кончил счеты Денни Дивер, барабаны бьют поход,
Полк построился колонной, нам командуют: «Вперед!»
Хо! — трясутся новобранцы, промочить бы пивом рот —
Нынче вздернут Денни Дивер рано утром.
В пивную как-то заглянул я в воскресенье днём.
А бармен мне и говорит: «Солдатам не подаём!»
Девчонки возле стойки заржали на весь зал,
А я ушёл на улицу и сам себе сказал:
«Ах, Томми такой, да Томми сякой, да убирайся вон!
Но сразу «Здрассти, мистер Аткинс, когда слыхать литавров звон»
Оркестр заиграл, ребята, пора! Вовсю литавров звон!
И сразу «Здрассти, мистер Аткинс — когда вовсю литавров звон!
Зашёл я как-то раз в театр (Почти что трезвым был!)
Гражданских — вовсе пьяных — швейцар в партер пустил,
Меня же послал на галёрку, туда, где все стоят!
Но если, черт возьми, война — так сразу в первый ряд!
Конечно, Томми, такой-сякой, за дверью подождет!
Но поезд готов для Аткинса, когда пора в поход!
Пора в поход! Ребята, пора! Труба зовёт в поход!
И поезд подан для Аткинса, когда пора в поход!
Конечно, презирать мундир, который хранит ваш сон,
Стоит не больше, чем сам мундир (ни хрена ведь не стоит он!)
Смеяться над манерами подвыпивших солдат —
Не то, что в полной выкладке тащиться на парад!
Да, Томми такой, Томми сякой, да и что он делает тут?
Но сразу «Ура героям», когда барабаны бьют!
Барабаны бьют, ребята, пора! Во всю барабаны бьют!
И сразу «Ура героям!», когда барабаны бьют.
Мы, может, и не герои, но мы ведь и не скоты!
Мы, люди из казармы, ничуть не хуже, чем ты!
И если мы себя порой ведём не лучше всех —
Зачем же святости ждать от солдат, и тем вводить во грех?
«Томми такой, Томми сякой, неважно, подождет...»
Но: «Сэр, пожалуйте на фронт», когда война идёт!
Война идёт, ребята, пора, война уже идёт!
И «Сэр, пожалуйте на фронт», когда война идет!
Вы всё о кормежке твердите, о школах для наших детей —
Поверьте, проживем мы без этих всех затей!
Конечно, кухня — не пустяк, но нам важней стократ
Знать, что солдатский наш мундир — не шутовской наряд!
Томми такой, Томми сякой, бездельник он и плут,
Но он — «Спаситель Родины», как только пушки бьют!
Хоть Томми такой, да Томми сякой, и всё в нём не то и не так,
Но Томми знает, что к чему — ведь Томми не дурак
Однажды я зашел в трактир и пива заказал.
«Солдатам мы не подаем» — трактирщик мне сказал.
Девчонки за прилавками хихикали, шипя,
А я на улицу ушел и думал про себя:
О, Томми то, и Томми се, и с Томми знаться стыд;
Зато: «Спасибо, мистер Аткинс», когда военный марш звучит,
Военный марш звучит, друзья, военный марш звучит!
Зато: «Спасибо, мистер Аткинс», когда военный марш звучит.
Однажды я пришел в театр, я трезвый был вполне,
И штатских принимали там, но отказали мне;
Загнали на галерку — неважный кавалер!
А только до войны дойдет, пожалуйте в партер!
О, Томми то, и Томми се, тебе не место тут!
Зато есть «поездка для Аткинса», когда войска идут, —
Ого, войска идут, друзья! Ого, войска идут!
Зато есть «поездка для Аткинса», когда войска идут.
Ну да, оплевывать мундир, что ваш покой блюдет,
Гораздо легче, чем его надеть на свой живот,
И если встретится солдат навеселе чуть-чуть,
Чем с полной выкладкой шагать, милей его толкнуть.
О, Томми то, и Томми се, и как с грехами счет?
Но мы «стальных героев ряд», лишь барабан забьёт. —
О, барабан забьет, друзья! О, барабан забьет!
И мы «стальных героев ряд», лишь барабан забьёт.
Мы не стальных героев ряд, но мы и не скоты,
Мы просто люди из казарм, такие же, как ты,
И если образ действий наш на пропись не похож, —
Мы просто люди из казарм, не статуи святош.
О, Томми то, и Томми сё. На место! Задний ход!
Но, «Сэр, пожалуйте на фронт!» — когда грозой пахнет.
Ого, грозой пахнет, друзья! Ого, грозой пахнет!
И «Сэр, пожалуйте на фронт!» — когда грозой пахнет.
Вы нам сулите лучший кошт и школы для семьи,
Мы подождем, но обращайтесь вы с нами, как с людьми.
Не надо кухонных помой, но докажите нам,
Что быть солдатом в Англии для нас не стыд и срам.
О, Томми то, и Томми сё, скота такого гнать!
Но он «спаситель Родины», если пушки начнут стрелять.
Пусть будет как угодно вам, пусть Томми то да сё,
Но Томми вовсе не дурак, и Томми видит всё.
Хотел я глотку промочить, гляжу — трактир открыт.
«Мы не пускаем солдатню!» — хозяин говорит.
Девиц у стойки не унять: потеха хоть куда!
Я восвояси повернул и плюнул со стыда.
«Эй, Томми, так тебя и сяк, ступай и не маячь!»
Но: «Мистер Аткинс, просим Вас!» — когда зовет трубач.
Когда зовет трубач, друзья, когда зовет трубач,
Да, мистер Аткинс, просим Вас, когда зовет трубач!
На представленье я пришел, ну ни в одном глазу!
За мной ввалился пьяный хлыщ, и он-то сел внизу.
Меня ж отправили в раек, наверх, на самый зад.
А если пули запоют — пожалте в первый ряд!
«Эй, Томми, так тебя и сяк, умерь-ка лучше прыть!»
Но: «Личный транспорт Аткинсу!» — когда за море плыть.
Когда за море плыть, друзья, когда за море плыть,
Отличный транспорт Аткинсу, когда за море плыть!
Дешевый нам дают мундир, грошовый рацион,
Солдат — ваш верный часовой, — не больно дорог он!
И проще фыркать: дескать, он шумен навеселе,
Чем с полной выкладкой шагать по выжженной земле!
«Эй, Томми, так тебя и сяк, да ты, мерзавец, пьян!»
Но: «Взвейтесь, грозные орлы!» — лишь грянет барабан.
Лишь грянет барабан, друзья, лишь грянет барабан,
Не дрянь, а «грозные орлы», лишь грянет барабан!
Нет, мы не грозные орлы, но и не грязный скот,
Мы — те же люди, холостой казарменный народ.
А что порой не без греха — так где возьмешь смирней:
Казарма не растит святых из холостых парней!
«Эй, Томми, так тебя и сяк, тишком ходи, бочком!»
Но: «Мистер Аткинс, грудь вперед!» — едва пахнет дымком
Едва пахнет дымком, друзья, едва пахнет дымком,
Ну, мистер Аткинс, грудь вперед, едва пахнет дымком!
Сулят нам сытные пайки, и школы, и уют.
Вы жить нам дайте по-людски, без ваших сладких блюд!
Не о баланде разговор, и что чесать язык,
Покуда форму за позор солдат считать привык!
«Эй, Томми, так тебя и сяк, катись и черт с тобой!»
Но он — «защитник Родины», когда выходит в бой.
Да, Томми, так его и сяк, не раз уже учен,
И Томми — вовсе не дурак, он знает, что почем!
(Суданские экспедиционные части)
Знавали мы врага на всякий вкус:
Кто похрабрей, кто хлипок, как на грех,
Но был не трус афганец и зулус,
А Фуззи-Вуззи — этот стоил всех!
Он не желал сдаваться, хоть убей,
Он часовых косил без передышки,
Засев в чащобе, портил лошадей
И с армией играл, как в кошки-мышки.
За твое здоровье, Фуззи, за Судан, страну твою,
Первоклассным, нехристь голый, был ты воином в бою!
И тебе билет солдатский мы уж выправим путем,
А захочешь поразмяться, так распишемся на нем!
Вгонял нас в пот Хайберский перевал,
Нас дуриком, за милю, шлепал бур,
Мороз под солнцем Бирмы пробирал,
Лихой зулус ощипывал, как кур,
Но Фуззи был по всем статьям мастак,
И сколько ни долдонили в газетах
«Бойцы не отступают ни на шаг!» —
Он колошматил нас и так и этак.
За твое здоровье, Фуззи, за супругу и ребят!
Был приказ с тобой покончить, мы успели в аккурат.
Ну, винтовку против лука честной не назвать игрой,
Но все козыри побил ты и прорвал британский строй!
Газеты не видал он никогда,
Медалями побед не отмечал,
Но честно скажем, до чего удал
Удар его двуручного меча!
Он нà головы из кустов кувырк
А щит навроде крышки гробовой —
Всего денек веселый этот цирк,
И год бедняга Томми сам не свой.
За твое здоровье, Фуззи, в память тех, с кем ты дружил,
Мы б оплакали их вместе, да своих не счесть могил.
В том. что равен счет — клянёмся мы, хоть Библию раскрой:
Потерял побольше нас ты, но прорвал британский строй!
Ударим залпом, и пошел бедлам:
Он в дым ныряет, с тылу мельтешит.
Это ж, прям, порох с перцем пополам!
Притворщик, вроде мертвый он лежит[10],
Ягненочек, он — мирный голубок,
Прыгунчик, соскочивший со шнурка, —
И плевать ему, куда теперь пролёг
Путь Британского Пехотного Полка!
За твое здоровье, Фуззи, за Судан, страну твою,
Первоклассным, нехристь голый, был ты воином в бою!
За здоровье Фуззи-Вуззи, чья башка копна копной:
Чертов черный голодранец, ты прорвал британский строй!
(Суданские экспедиционные части)
Знавали мы врага на всякий вкус:
Кто похрабрей, кто хлипок, как на грех,
Но был не трус афганец и зулус,
А Фуззи-Вуззи — этот стоил всех!
Он не желал сдаваться, хоть убей,
Он часовых косил без передышки,
Засев в чащобе, портил лошадей
И с армией играл, как в кошки-мышки.
За твое здоровье, Фуззи, за Судан, страну твою,
Первоклассным, нехристь голый, был ты воином в бою!
Билет солдатский для тебя мы выправим путем,
А хочешь поразмяться, так распишемся на нем!
Вгонял нас в пот Хайберский перевал,
Нас дуриком, за милю, шлепал бур,
Мороз под солнцем Бирмы пробирал,
Лихой зулус ощипывал, как кур,
Но Фуззи был по всем статьям мастак,
И сколько ни долдонили в газетах:
«Бойцы не отступают ни на шаг!» —
Он колошматил нас и так и этак.
За твое здоровье, Фуззи, за супругу и ребят!
Был приказ с тобой покончить, мы успели в аккурат.
Винтовку против лука честной не назвать игрой,
Но все козыри побил ты и прорвал британский строй!
Газеты не видал он никогда,
Медалями побед не отмечал,
Так мы расскажем, до чего удал
Удар его двуручного меча!
Он из кустиков на голову кувырк
Со щитом навроде крышки гробовой —
Всего денек веселый этот цирк,
И год бедняга Томми сам не свой.
За твое здоровье, Фуззи, в память тех, с кем ты дружил,
Мы б оплакали их вместе, да своих не счесть могил.
Но равен счет — мы присягнем, хоть Библию раскрой:
Пусть потерял ты больше нас, ты смял британский строй!
Ударим залпом, и пошел бедлам:
Он ныряет в дым и с тылу мельтешит.
Это прямо порох с перцем пополам
И притворщик, если мертвый он лежит.
Он — ягненочек, он — мирный голубок,
Попрыгунчик, соскочивший со шнурка,
И плевать ему, куда теперь пролег
Путь Британского Пехотного Полка!
За твое здоровье, Фуззи, за Судан, страну твою,
Первоклассным, нехристь голый, был ты воином в бою!
За здоровье Фуззи-Вуззи, чья башка копна копной:
Чертов черный голодранец, ты прорвал британский строй!
(Суданские экспедиционные войска)
Сражались за морем мы с многими людьми,
Случались храбрецы и трусы среди них;
С пайтанами, зулусами, бурами,
Но этот Фуззи стоил всех других.
Ни на полпенса не сдавался он:
Засев в кусты, он портил нам коней,
Он резал часовых, срывал нам связь колонн,
Играя в кошки-мышки с армией всей.
Мы пьём за вас, Фуззи-Вузви, за Судан, где родной ваш дом!
Вы были темным язычником, но первоклассным бойцом;
Мы выдадим вам свидетельство и, чтобы его подписать,
Приедем и справим встречу, лишь стоит вам пожелать.
Мы шли вслепую средь Хайберских гор,
Безумец-бур за милю в нас стрелял,
Бур нам дал неистовый отпор,
И нас зулус проклятый предавал,
Но все, что мы от них терпели беды,
В сравнению с Фуззи было лишь игрушкой:
«Мы проявляли доблесть» — по словам газет,
А Фуззи нас дырявил друг за дружкой.
Мы пьем за вас, Фуззи-Вуззи, за миссис и за малышей!
Нам дали задачу разбить вас, и, конечно, мы справились с ней.
Мы били по вас из Мартини, жуля в честной игре,
Но в ответ на все это, Фуззи, вы нам прорвали каре!
Он о себе газет не известил,
Медалей и наград не получил потом,
Но мы свидетели — он мастерски рубил
Своим двуручным боевым мечом.
С копьем, щитом, как крышка от гробов,
Меж зарослей он прыгал взад-вперед:
Денечек против Фуззи средь кустов,
И бедный Томми выбывал на год.
Мы пьем за вас, Фуззи-Вуззи, и за ваших покойных друзей,
Мы бы вам помогли их оплакать, не оставь мы там НАШИХ людей,
Но мы хоть сейчас побожимся, что в этой честной игре,
Хоть мы потеряли больше, вы нам прорвали каре!
Он ринулся на дым под лобовым огнем, —
Мы ахнули: он смял передовых!
Живой он жарче пива с имбирём,
Зато, когда он мертв, он очень тих.
Он — уточка, барашек, резеда,
Модель резинового дурачка,
Ему и вовсе наплевать тогда
На действия британского полка.
Мы пьем за вас, Фуззи-Вуззи, за Судан, где родной ваш дом!
Вы были темным язычником, но первоклассным бойцом,
Оттого, что вы, Фуззи-Вуззи, с головою, как стог на дворе,
Черномазые бродяги, прорвали британское каре.
«Солдат, солдат, воротился ты — А мой что ли, там остался?»
— Да ведь было нас битком, я не знаю ни о ком,
Заведи-ка ты себе другого!
Снова! Другого!
Другого поищи.
Раз уж мертвому не встать, так чего ж тут горевать,
Заведи-ка ты себе другого.